Никифор Петрович возвращался домой с работы. Город прочно стоял в пятничных пробках, а его трамвай медленно, но верно шёл по накатанному пути. За окном был пробирающий ноябрьский вечер: мокрый снег всё сыпал и сыпал сверху, на короткое время попадал в лучи автомобильных фар, но тут же таял, едва коснувшись земли.
Так и мысли Никифора Петровича рождались одна за другой, на мгновение занимали его ум, но тут же таяли без следа. Думал он о том, что дела у издательства в этом году шли неплохо, хотя с прежними успехами нечего и сравнивать. Что его редакторский труд ещё не бесполезен, хотя достойного материала не было уже давно. Что люди теперь почти не читают книг, хотя разве можно их винить, если хороших книг больше не пишут? Что издавать приходится в основном литературу по программированию, руководства по успешному успеху и пособия по личностному росту не вставая с дивана и привлечению денег одной лишь силой мысли.
Зайдя в подъезд и опустошив свой почтовый ящик, Никифор Петрович подумал, что ему пора увольняться или хоть в этом-то году наконец сходить в отпуск. Потому что сердце пошаливает: то начинает стучать громче обычного, как колёса трамвая, то почти замирает и выдаёт какие-то синкопы. Открывая дверь, подумал, что сегодня хорошо бы достать с полки пластинку кого-то из великих… Но что-то настроение не то. В квартире было темно и как-то прохладно, так что раздеваться особого желания не было.
— Чем слать макулатуру, лучше бы топили ею, — буркнул Никифор Петрович, бросая на журнальный столик стопку квитанций. Задел пальцами крышку фортепиано и почувствовал, что давно не вытирал с неё пыль. А ведь он вполне прилично играл в прежние годы, а его жена так чудесно пела… С тех пор, как её не стало, играть ему не хотелось. Ему хотелось уснуть глубоко и надолго, чтобы проснуться отдохнувшим и обновлённым, как в детстве. Но в последние годы сон не давал ему отдыха, только ставил мысли на паузу на короткий момент, а потом наступало утро и ум начинал проигрывать их с того же места.
Подумал, что в этом месяце он не звонил дочери. Даже потянулся было за трубкой, но понял, что уже поздно: дело шло к полуночи. Он бы навестил её, повидал бы наконец внучку, но с тех пор, как дочь с мужем переехали за город пару лет назад, всё как-то времени не было. Они звали его к себе, и потому Никифор Петрович всё чаще подумывал об увольнении или хотя бы об отпуске, но дела не отпускали. Он и на этих выходных собирался работать: нужно было разделаться с правками одного слезливого любовного романа. Никифор Петрович не любил автора за его вялые сюжеты, душные диалоги и картонных персонажей. Читая роман, ему хотелось или его сжечь, или переписать всё к чертям, но книга в общем-то не стоила спасения, да и он ведь не писатель, а редактор… От таких размышлений сердце опять кольнуло и застучало как-то неровно. Нужно было побыстрей заканчивать: книгу хотят поставить на полки к новому году - видать, опять будет бестселлер. Нужно было заканчивать… Волны мыслей накатывались всё медленней, Никифор Петрович прислушался к сердцу: его джазовые импровизации прекратились. Он укрылся пледом и уснул на диване.
На утро город был укрыт снегом. Ветви деревьев и фонари были облеплены его мягким пухом. Никифор Петрович встал и открыл окно: воздух был свежим и безветренным, снежное одеяло во дворе у подъезда было ещё не тронутым. В тишине казалось, что время остановилось. Первый снег завораживал своей чистотой. От этой картины на душе у Никифора Петровича было торжественно и немного волнительно, но в то же время необычайно спокойно. “Как в детстве…”, — подумал он, — “когда мир ещё кажется большим и загадочным, но совершенно безопасным.”
Ему захотелось выйти на улицу. Он уже было накинул куртку, как вдруг его взгляд упал на журнальный столик: на стопке бумаг сверху лежал конверт. “Видимо, не обратил внимания вчера”, — подумал Никифор Петрович, подходя ближе. На конверте была теснённая надпись: “Архиметрика. Управляй реальностью”.
— Слишком броский слоган, — покритиковал редактор и, распечатав конверт, достал письмо.
“Уважаемый Никифор Петрович! Мы рассмотрели Ваше резюме и внимательно изучили Ваш послужной список за последние годы. С удовольствием сообщаем, что компания Архиметрика готова предложить вам должность ведущего редактора. Ваши навыки и опыт делают Вас идеальным кандидатом для этой работы. Приглашаем Вас на финальное собеседование, которое состоится…” Он глянул на календарь:
— Это сегодня. Утром в субботу?.. А я ещё себя считал трудоголиком, — хмыкнул Никифор Петрович.
Внизу был написан адрес и ссылки для обратной связи в соцсетях. Ему стало любопытно и захотелось пообщаться с отправителями письма, но не через интернет. Он колебался:
— И что это значит? Не помню, чтоб я отправлял резюме. И вообще у меня уже есть работа. — Он вспомнил про слезливый любовный роман и, вздрогнув, помотал головой. — Ладно, поеду. Если отправлюсь сейчас, то попаду прямо к указанному времени. Посмотрим, что будет.
Ехать нужно было далеко, на противоположный край города. Там, в бывшей промзоне, остатки былой индустрии сейчас понемногу превращали в бизнес-центры. Решив не связываться с пересадками, Никифор Петрович поймал такси и, промчавшись по пустым заснеженными утренним улицам, не заметил, как оказался на месте. По указанному адресу находилось многоэтажное здание, ещё советской постройки, но реконструированное на современный лад: белым металлом на фасаде и зеркальным ленточным остеклением окон.
Охранник на входе поприветствовал Никифора Петровича и, выдав ему временный пропуск, отправил на седьмой этаж. Когда двери лифта открылись, он оказался в просторном и светлом холле, откуда сквозь прозрачные перегородки был виден целый этаж, занятый открытыми помещениями, кабинетами и переговорными комнатами, где, несмотря на утренний час в выходной день, вовсю работали и сновали люди.
С диванчика в холле встала улыбающаяся молодая девушка и подошла к Никифору Петровичу. Тот поздоровался, коротко представился и назвал цель визита.
— Очень приятно! А меня зовут Екатерина, — продолжала улыбаться девушка. — Я эйч-ар и сегодня провожу ваше собеседование.
— Эйч-ар… Кадровик, значит?
— Не совсем. Я занимаюсь наймом и увольнением сотрудников, а ещё отвечаю за адаптацию новичков и счастье в коллективе.
— Счастье в коллективе? Значит, вы точно не кадровик, — впервые улыбнулся Никифор Петрович.
— Определенно! — рассмеялась девушка. — Ну, приступим к собеседованию?
— Честно говоря, я больше из любопытства пришёл. Возможно, это ошибка какая-то. Я ведь даже резюме не отправлял.
— Это правда, но ошибки здесь нет. Обычно мы сами находим кандидатов, некоторое время наблюдаем и осуществляем первичный отбор ещё до знакомства с ними. А затем приглашаем на собеседование, главная цель которого — выяснить у кандидата, хочет ли он приступить к работе.
— Необычно всё это. Простите, но чем вообще занимается эта компания?
— О, в Архиметрике масса работы. Мы занимаемся исследованиями, разработкой программного обеспечения, алгоритмами на основе машинного обучения, обработкой больших данных. Главный фокус компании — природа человека во всех её проявлениях. Мы решаем разнообразные прикладные задачи в области медицины, психологии, социологии, экономики и безопасности.
— Всё равно мудрёно. Может, лучше на примерах?
— Конечно. Вот, из последнего… — Екатерина задумалась. — Команда поведенческой психологии разработала систему персонализации контента, благодаря которой каждый получает только те новости, которые ему интересны и нужны, даже если человек ещё ни разу не интересовался предлагаемой темой ранее. А там команда здоровьесберегающих технологий. — Екатерина указала рукой направление и жестом пригласила пройти вдоль коридора. — Они придумали алгоритм, позволяющий с очень высокой точностью ставить диагнозы на ранней стадии заболевания, анализируя только предпосылки, ведущие к болезни, а не симптомы.
— Звучит, как научная фантастика, — с недоверием произнёс Никифор Петрович. — Если всё так замечательно, почему же эта технология не стоит на вооружении у медицины во всём мире?
— Потому что её применение требует вложения значительных ресурсов.
— А, значит, дело как всегда в деньгах… — хмуро сказал Никифор Петрович.
— Не совсем, — заметив его неодобрение, ответила Екатерина. — Дело скорее в требованиях к профессионализму людей, применяющих наш метод, и, я бы сказала, в их любви к своему делу.
Никифор Петрович не хотел слушать о любви. Когда рак убивал его жену, то в борьбе за её жизнь ему не помогла ни его любовь, ни врачи, ни дорогостоящее лечение. И он злился. Злился на врачей за то, что те не смогли ничего сделать. Злился на себя за то, что вовремя не распознал признаки болезни и не заставил жену лечиться. Злился на неё за то, что, даже будучи очень больной, она говорила, что просто устала и ей нужно отдохнуть. А когда болезнь стало невозможно скрывать, она говорила, что обязательно поправится, что всё будет хорошо. “Как же ты без меня, милый? Отощаешь ведь совсем. — Шутя сквозь боль говорила она. — Блинчиков хочешь? Сейчас испеку.” И она пекла блинчики. А он, глядя на жену, искренне верил, что всё будет хорошо, как она и говорит. А когда она умерла, Никифор Петрович разозлился на весь этот несправедливый и жестокий мир за то, что он не рухнул в тот же час, а продолжил вертеться как ни в чём не бывало.
Екатерина заметила мрачные мысли Никифора Петровича и сменила тему:
— А здесь команда кибербезопасности. Они придумали, как с помощью анализа высказываний миллионов людей оценивать настроения общества, предсказывать возможные социальные конфликты и даже спрогнозировать возможность революции.
— О, вы, значит, опричники министерства правды? — ехидно пошутил Никифор Петрович.
— Нет, мы его создатели, — нарочито зловещим голосом сквозь смех сказала Екатерина. — На самом деле государство совсем не использует предлагаемые нами наработки. Видимо, ему некогда, — улыбаясь пожала плечами девушка.
Екатерина открыла одну из стеклянных дверей и пропустила Никифора Петровича вперёд:
— А тут у нас команда моделирования реальности. У них как раз недобор, а работы много. Пойдёмте, познакомлю вас с ребятами.
В просторном помещении с прозрачной стеной и большими окнами хаотично стояли столы с множеством мониторов, подключенных к гудящим серверам на стойках. По краям комнаты были расставлены доски, исписанные разноцветными маркерами и обклеенные стикерами с множеством пометок. Посреди этого творческого беспорядка обосновались двое парней-близнецов в больших геймерских креслах. Ребята непрерывно стучали по клавишам своих клавиатур и время от времени перекидывались коротким фразами. Было видно, что они вдвоём увлечённо работают над одним общим проектом, вошли в кураж и понимают друг друга с полуслова.
— Это Дима и Тима — наши аналитики больших данных, программисты, сисадмины и тестировщики — в общем мастера на все руки, а ещё просто замечательные, душевные ребята.
— Ладно тебе, Кать, не смущай, — начал Дима.
— А то прибавку попросим, — со смешком закончил Тима.
— Правду говорить легко и приятно, — улыбалась Екатерина, — я ведь вас давно знаю, да и как-никак с первого дня на работе вместе.
— Здравствуйте! — хором поздоровались ребята, вставая из-за компьютеров. Парни по очереди пожали руку гостю:
— Дмитрий.
— Тимур.
— Мальчики, познакомьте Никифора Петровича с вашей работой. Только не так, как на совещаниях с руководством, — строго, но со всё той же ласковой улыбкой наказала Екатерина. — Расскажите по-человечески и с огоньком: мы очень хотим, чтобы к вашей команде присоединился новый редактор.
— Легко! — начал Тима. — Без ложной скромности скажу, что мы управляем реальностью! — торжественно выдал парень и просиял лицом.
— Вот прям так? — усомнился Никифор Петрович.
— Ну, не совсем так, — поправляя брата, продолжил Дима. — Мы анализируем ход текущих событий на основе разнообразных данных из окружающей среды, а также от всех прочих служб нашей компании. В ход идёт всё: от контент-анализа в интернете до датчиков в умной технике и данных с камер видеонаблюдения. Затем выявляем существенные факторы, влияющие на реальность, и строим модель многомерного пространства вариантов развития событий в будущем. Анализируем вероятности наступления каждого из прогнозируемых вариантов будущего и самое главное, — Дима многозначительно поднял указательный палец вверх, — при помощи модулирующего сигнала мы можем изменить ход событий.
— Вот об этом я и предупреждала, Димочка, — с ласковым укором посмотрела на парня Екатерина, — ты отпугиваешь мне соискателя.
— Но ведь событий в мире происходит огромное множество, — задумался Никифор Петрович, — и вам ведь нужно как-то выделять главное…
— Быстро вникаете! — оживился Тимур. — Вот за этим нам и нужны вы. Понимаете, эта система бесполезна без оператора. Сейчас она собирает и обрабатывает данные, оценивает вероятности и выдаёт прогнозы в холостую. А оператор может выбрать одну из предложенных сюжетных линий, разобраться в её проблеме и предложить свой вариант развития сюжета, возможно, изменить жизни людей.
— Сюжета? Ми ведь говорим о настоящих, живых людях?.. — недоумевал Никифор Петрович.
— Но ведь весь мир — театр, а люди в нём — актёры! — с прежней торжественностью произнёс Тима. — А вы будете редактором сценариев.
— Проще продемонстрировать на примере, — предложил Дима и подошёл к одному из компьютеров. — Поищем что-то простое где-нибудь поблизости: нам нужен событийный ряд для демонстрации и тренировки.
Дмитрий листал длинный список каких-то строк на экране. Тимур пояснял, что это и есть событийные ряды, те самые сюжеты, а брат сейчас выполняет работу оператора: вручную просматривает их и выбирает подходящий из тех, на которые с высокой вероятностью можно оказать влияние. Никифор Петрович молча слушал, но воспринимал всё происходящее скорее как розыгрыш. “Может, молодежь просто дурачится, — думал он. — А, может, это часть собеседования и меня сейчас проверяют на стрессоустойчивость? Или на вменяемость…” Он уже было набрал воздуха в грудь, чтобы озвучить свои мысли, но Дима его опередил:
— Нашёл! Прямо на нашем этаже критическое событие произойдет… — он посмотрел на часы, — через пять с половиной минут — нужно торопиться!
Никифор Петрович прочитал сообщение на экране: “Светлана Н., секретарь компании Архиметрика, начинает выполнять копирование документов с помощью копировальной машины в 09 часов 12 минут 27 секунд. После двух успешно распечатанных страниц несколько листов бумаги, слипшихся вместе, застревают во входном лотке копировальной машины. Светлана Н. безуспешно пытается возобновить подачу бумаги, а затем решает силой вытащить застрявшие листы. Светлана Н. принимает удобную позицию для приложения усилия всем телом и выдёргивает бумагу из входного лотка копировальной машины, но, будучи в туфлях на высоких каблуках, теряет равновесие и, сделав три шага назад, толкает свой рабочий стол. С пошатнувшегося стола падает керамическая чашка и разбивается от удара об бетонный пол на мелкие фрагменты. В 09 часов 12 минут 53 секунды Светлана Н. плачет из-за глубокой эмоциональной привязанности к разрушенному предмету.”
— Мы должны спасти её чашку? — спросил Никифор Петрович. — И как нам это сделать?
— Нужно отредактировать исходное сообщение и, если вероятность нового сценария будет высока, то события пойдут по иному руслу. Введите ваш вариант в это поле, — указал на экран Тима.
Никифор Петрович удаляет последнее предложение и изменяет предпоследнее: “Керамическая чашка остаётся стоять на столе”. Он нажимает “Ввод” и спустя пару секунд на экране появляется сообщение: “Вариант принят. Вероятность 14 %.”
— Ваш вариант маловероятен, поскольку у него нет оснований, — заметил Дима. — Падение чашки — это результат раскачивания стола, а это в свою очередь — результат удара об него. Пока причины остаются неизменными, наивно предполагать, что следствия могут измениться.
— А если я уберу саму причину падения? Например, напишу, что Светлана передумала доставать бумагу самостоятельно и позвала на помощь кого-нибудь из техподдержки.
— Такой вариант, скорее всего, не будет принят, поскольку он предполагает явное вмешательство в свободу воли человека, а её изменить нельзя. С огромным трудом и риском можно попытаться опосредовано воздействовать на бессознательное человека, изредка удаётся действовать через живую природу, но чаще всего мы можем воздействовать только на неодушевлённые предметы. Причем, — продолжал Дима, — закон сохранения энергии никто не отменял, а это значит, что наиболее вероятным будет тот вариант событий, в котором степень энтропии в системе останется неизменной.
— То есть, спасая чашку, мы должны сломать что-то взамен? Тогда попробуем так…
Никифор Петрович стал изменять ещё одно предложение: “Светлана Н. выдёргивает бумагу — и в этот момент каблук её правой туфли ломается, из-за чего Светлана Н. делает шаг вправо и сохраняет равновесие, хватаясь за мебель.” Система приняла вариант и показала вероятность в 92 %.
— И что теперь? — спросил Никифор Петрович.
— А теперь — внимание на сцену! — будто конферансье, объявил Тима и указал за спину Никифору Петровичу. Там, за прозрачной перегородкой комнаты работала девушка. Она встала из-за своего рабочего стола с бумагами в руках и направилась к копировальной машине. “Неужели та самая Светлана?” — подумал Никифор Петрович и вопросительно посмотрел на Диму. Тот кивнул головой, как будто прочитал его мысли, и указал рукой на происходившее далее: копировальная машина заскрипела и издала протяжный сигнал, девушка наклонилась, чтобы заглянуть во входной лоток и, безуспешно попытавшись разровнять зажёванную бумагу, схватила её двумя руками и с силой дёрнула на себя. Но далее Никифор Петрович изумился ещё сильнее, ведь всё пошло по его сценарию: каблук сломался и девушка, пошатнувшись вправо, ухватилась за шкаф с документами.
После нескольких секунд общего молчания первой рассмеялась Екатерина:
— Браво автору! Браво! — хлопала в ладоши девушка, в шутку продолжая аллегорию с театром.
— Выдать вариант с вероятностью выше девяноста процентов, да ещё и за такое короткое время! Разве не круто? — раззадоривал брата Тимур.
— Да, впечатляет, — согласился Дима. — Тем более, что наши с тобой средние показатели куда ниже, хотя опыта использования системы в разы больше.
Никифору Петровичу и самому было приятно, и не только из-за успеха. Впервые за долгое время он так увлёкся процессом, что позабыл обо всём на свете: и о своей муторной работе в издательстве, и о своей мизантропии, и… Он вдруг осёкся, резко вернул себе прежнюю серьёзность и спросил:
— А вы, часом, не разыграли меня? Откуда мне знать, что эта ваша сотрудница с вами не заодно, и что вы не договорились устроить этот спектакль в строго назначенное время? Может, всё это какой-то социальный эксперимент?
— Если и так, то весьма успешный, — ответил Дмитрий. — Выходит, что мы предугадали все ваши действия, вовлекли в нашу игру и даже якобы внушили вам определённые мысли: ведь идея с каблуком принадлежит вам…
— И то верно… — снова сменил настроение Никифор Петрович.
— И всё это для того, — продолжал Дмитрий, — чтобы под видом собеседования вынудить вас согласиться на работу, для которой вы были отобраны заранее. Но ведь…
— Свободную волю человека изменить нельзя, — закончил мысль Никифор Петрович.
— А вы и правда схватываете прямо на лету, — заулыбался Тима.
— Как для старпёра? — подмигнул Никифор Петрович и рассмеялся. Ребята засмеялись в ответ.
— Что ж, видимо, я в деле, — подытожил Никифор Петрович.
— Вот и славно! — Екатерина пожала ему руку. — Добро пожаловать в дружную и перспективную команду! Можете приступать прямо с этого дня. Обустраивайтесь понемногу, а я схожу на склад за вашими принадлежностями. Ребята, кто мне поможет?
— Я помогу, — глянув на замявшегося брата, вызвался Тимур.
Никифор Петрович выбрал себе место за одним из пока пустующих столов и всё думал: как же ему удалось так точно смоделировать весь этот сыр-бор с каблуком? А может, он просто угадал? Выходит, невероятно точно угадал… Дима объяснял ему что-то про квантовую запутанность и про эффект наблюдателя, а ещё про то, что моделирование работает не точно, речь всегда идёт только о вероятностях наступления неких событий из пространства вариантов, что события интерферируют между собой и сам факт высказывания нового варианта событий меняет всё пространство вариантов… Когда Никифор Петрович потерял нить его логики, Дима сказал:
— Но вообще это всё несущественно. Как сказал мой брат, главное, что для работы с этой системой нужен оператор. И это должен быть человек рассудительный, с глубоким жизненным опытом и обширным кругозором, эмоционально устойчивый, но при этом быстро соображающий, с фантазией и хорошей интуицией. — Он помолчал и, улыбнувшись, добавил: — Я рад, что вы с нами.
Новая работа оказалась для Никифора Петровича родной стихией. Это было похоже на интерактивную компьютерную игру: система ежеминутно подбрасывала ему десятки новых актуальных сюжетов, ему оставалось лишь выбрать самый примечательный и отредактировать его. Работать нужно было быстро, поскольку горизонт событий был длиной до пары десятков минут максимум. Теряющие актуальность сюжеты скрывались системой и перемещались в архив как необработанные. Обработать все было физически не возможно, да и, как объясняли парни, не нужно. Тима говорил, что лучше один раз оказаться в нужном месте и в нужное время, чем хвататься за всё и не успеть никуда. Дима объяснял, что проект ещё находится в тестовой эксплуатации, поэтому важно накопить побольше данных о работе системы, найти её слабые места, собрать статистику…
Технические подробности Никифора Петровича занимали мало — он полностью отдался процессу. Его увлекали эти маленькие житейские сюжеты и невероятно интересовала его возможность, как редактора, повлиять на их развитие. Конечно, это удавалось далеко не всегда: часто его предложения принимались системой, но имели меньшую вероятность случиться, нежели текущий ход событий. Однако с каждым разом у Никифора Петровича получалось всё лучше. Он приспосабливался к стилю изложения системы, стремился выражаться конкретно, но без излишних деталей, оставляя их на откуп случаю. Особенно успешно Никифор Петрович освоил закон сохранения уровня энтропии в системе. Он трактовал его как “клин клином вышибают”. К примеру, одного торопыгу пришлось окатить водой из-под колёс автомобиля, чтобы тот заметил открытый люк на тротуаре у себя на пути. А у другой замечтавшейся хозяйки Никифор Петрович с помощью кота, напуганного роботом-пылесосом, уронил на пол тарелку с бутербродами (маслом вниз!), чем предотвратил мелкое возгорание на кухонной плите. Однажды на оживлённом перекрестке редактор лихо “разрулил” аварийную ситуацию: помял несколько бамперов и дверей, но зато всё обошлось без жертв и даже без ушибов. Уже вечером, по пути домой, он слушал об этом происшествии по радио, радуясь и одновременно изумляясь. Он всё думал, что к нему вот-вот подойдёт кто-то со словами: “Вас снимает скрытая камера”. Но шёл день за днём, Никифор Петрович продолжал работу, а система давала реальные результаты, хоть и труднообъяснимым способом.
Посреди рабочей недели Никифора Петровича вдруг будто прошибло током от мысли: он ведь до сих пор формально числится в издательстве! Даже странно, что ему ещё никто не звонил, не спрашивал куда он запропастился и не требовал сдать работу на вчера… Но Никифор Петрович по этому поводу совершенно не грустил и, не желая связываться с бюрократией, просто отправил электронное письмо в отдел кадров о том, что намерен уйти по собственному желанию.
Недели шли одна за другой и Никифор Петрович потерял им счёт. Он приходил засветло и уходил позже всех. Во время работы он не отвлекался и был максимально сосредоточен на каждой задаче. Сложность критических ситуаций, предлагаемых системой, постепенно повышалась: если раньше приходилось разрешать в основном мелкие неурядицы, то теперь потоком шли ситуации, от которых зависело здоровье людей: несчастные случаи, ДТП, чрезвычайные происшествия. Никифор Петрович ощущал свою ответственность за судьбы тех, в чью жизнь вмешивался.
Одним поздним вечером редактор сидел за своим терминалом. Сегодня много сценариев пронеслось у него перед глазами. И хотя он ничего не знал об этих людях, не видел происходящих событий и всем, чего он касался, был обезличенный текст на экране, он погружался в сценарии с головой, а его воображение дорисовывало недостающие детали. Ему казалось, что он видел каждого из них перед собой, чувствовал их переживания и на какое-то время разделял с ними их судьбу.
Он устал и уже было хотел закончить на сегодня, как тут его внимание привлёк важный сценарий. В городскую больницу на скорой доставили молодую женщину, чей кардиостимулятор дал сбой, и требовалась срочная его замена. Обычно у врачей есть несколько дней или хотя бы часов на принятие решения, но пульс этой женщины стремительно падал, она уже была без сознания, и ситуация была безотлагательной. В ту ночь в хирургии дежурил молодой доктор. Узнав о происшествии, он распорядился готовить пациентку к операции и экстренно созвать команду опытных специалистов. Проблема была в том, что их ведущий кардиохирург будет на месте только через два часа.
Молодой хирург заметно нервничал. По протоколу он должен был подготовить пациентку к операции, стабилизировать её состояние и дождаться прибытия кардиохирурга и электрофизиолога. Он знал, как всё должно происходить, видел это множество раз и не единожды ассистировал на подобных операциях ещё со времён ординатуры. Но ещё ни разу ему не доводилось играть ведущую родь и принимать решения в ситуации, когда от этого зависит жизнь пациента. Доктор старался сохранять самообладание, но по спине бежал холодный пот, а его руки предательски подрагивали. Он смотрел в окно, терзаемый сомнениями: он знал, что сейчас он делает то, что должен, но делает ли он всё, что может?
За всем этим через терминал наблюдал Никифор Петрович. Конечно, редактор не мог видеть на мониторе ни напряжения дежурного врача, ни побледневших губ женщины-пациентки, ни встревоженных лиц её мужа и сыновей, ожидавших внизу, но он как будто бы видел всё это. А ещё он видел на мониторе неумолимые числа: “Вероятность выжить без срочного хирургического вмешательства — 13 %. Вероятность выжить во время экстренной операции — 21 %.”
Никифор Петрович чувствовал весь риск. Он чувствовал сомнения врача. И будь он на месте последнего, он был бы ещё более растерян. Но он и только он сейчас видел вероятности. И числа давали пусть слабую, но всё же надежду. Редактор стучал пальцами по столу, ускоряя темп. Напряжение росло, а драгоценное время утекало. Нужно было сделать хоть что-то…
— Ай, ладно! От винта! — хлопнул он ладонью по столу в последний раз и застучал по клавишам.
В это время молодой хирург продолжал смотреть в окно и, чтобы угомонить дрожь, выстукивал ускоряющийся ритм пальцами по своему бедру. За окном огромный экран круглосуточно показывал рекламные ролики. Обычно его мерцание немного раздражало доктора (кто вообще додумался установить это перед окнами больницы?), но сейчас экран как будто загипнотизировал его и странным образом успокаивал. Как вдруг изображение на рекламном щите стало прерываться, через пару секунд зависло, а затем и вовсе погасло. Четверть минуты экран оставался чёрным, пока снова не включился, ударив светом в глаза хирургу, и показал всего одну фразу: “Ты сможешь”. Это была реклама спортивных кроссовок от популярного бренда. Но дежурный врач понял её по своему:
— От винта… — почему-то вслух произнёс он свою мысль и вышел из помещения.
В течение следующего часа молодой хирург, анестезиолог и несколько медсестёр боролись за жизнь пациентки. Им удалось сделать точный разрез, разделить ткани, добраться до отказавшего кардиостимулятора и извлечь его. Всё это время приборы внешне стимулировали сердце женщины и поддерживали в ней жизнь. Но уже в начале операции её показатели ухудшились, а вскоре врачи были вынуждены перейти к реанимационным мероприятием. В конце концов сердце сдалось и окончательно остановилось.
Никифор Петрович продолжал сидеть, бессмысленно глядя в терминал, пока на мониторе появлялись и исчезали надписи. Всё это время он напряжённо всматривался в меняющиеся числа, читал протокол событий в реальном времени. А сейчас он уже не думал, не чувствовал и, казалось, не существовал. Редактор просидел так всю ночь, пока за окном не рассвело. Начался новый рабочий день, двери лифта периодически открывались и люди шли к своим кабинетам. Никифор Петрович так и сидел, пока сзади не подошла Екатерина и, коснувшись его плеча, не вывела его из оцепенения:
— Пойдёмте, шеф зовёт вас к себе.
Они молча прошли по коридору к лифту.
— Дальше вы сами. На последний этаж. — Екатерина снова коснулась его плеча и посмотрела мужчине в глаза. — Всё будет хорошо.
Он вспомнил, как когда-то дочь говорила ему то же самое, то же говорили коллеги и знакомые. По своему опыту он знал, что эти слова утешения, иногда произносимые из сострадания, иногда — просто из вежливости, всегда были ложью. Но сейчас он отчаянно хотел, чтобы всё и правда каким-то образом было хорошо.
Он выдохнул, шагнул в кабину лифта и нажал на кнопку. А когда двери открылись, редактор оказался в просторном светлом помещении с панорамным остеклением и выходом на террасу с одной стороны и огромными книжными полками по бокам.
Ему на встречу вышел статный, седоволосый, голубоглазый старик. Невозможно было сказать, сколько ему на самом деле лет: у него были абсолютно седые волосы и аккуратно подстриженная борода, как у старика, энергичная походка, как у зрелого мужчины, и светящиеся, смеющиеся глаза, как у ребёнка, только с морщинками в уголках.
— Рад наконец повидаться с вами лично, Никифор Петрович, — мужчина протянул руку гостю. Рукава его белой рубашки были засучены по локоть. — Простите, что только при таких обстоятельствах.
— Здравствуйте. А вы…
— Владимир Николаевич. Будем звать друг друга по имени отчеству. Я — главный конструктор. Молодежь называет меня шефом, хотя я, признаюсь, чувствую себя скорее их старшим товарищем и помощником, нежели начальником. Чем я могу помочь вам? — шеф тепло посмотрел на Никифора Петровича и жестом пригласил присесть.
— По моей вине погиб человек. А у другого, возможно, теперь сломана карьера. Разве это мне нужна помощь?
— Именно вам, — Владимир Николаевич наливал гостю горячий чай из прозрачного заварника. Вам нужна помощь в обретении душевного равновесия и избавлении от некоторых заблуждений.
— Это каких же?
— Например, что всё всегда находится под вашим контролем. И что в случившемся несчастье есть ваша вина. Видите ли, система работает несколько иначе: она построена на вероятностях и высказывании предположений. Она определяет вероятный ход событий и говорит о них вам. Теперь вы не просто слушатель, но вы и не рассказчик: вы — редактор. Вы вносите коррективы, предполагаете иной вариант развития ситуации. Порой предположения бывают удачны. Но за каждым человеком, участником событий, всегда остаётся его выбор. Я задумывал систему как инструмент не для вмешательства, а скорее для познания мира и человеческой жизни.
— Но ведь мы могли бы работать иначе. Предотвращать происшествия, а не оставаться в стороне. Не знаю… Оповещать людей по телефону, например.
— Думаете, нам сразу поверят? — подмигнул шеф. — Вы, кажется, продолжали сомневаться, даже когда сами испытали работу системы в свой первый день здесь. Убеждая людей в том, что они считают невозможным, мы лишь теряем драгоценное время. Да и потом, грубо вмешиваясь в жизнь, мы только делаем её ещё более хаотичной. И прошу: не забывайте про свободу выбора. Оказывая давление, можно только вызвать сопротивление и привести к исходу, отличному от желаемого.
Шеф подливал ещё чаю Никифору Петровичу и продолжал:
— Знаете, почему так трудно найти редактора? В этом деле нужен тот, кто сможет улучшить произведение, но при этом не оставить следов, не разрушить авторский замысел. Это то, что у вас, несомненно, получается, а также и то, что вызывает ваши страдания. Вы научились быть небезразличным к происходящему — это хорошо. Теперь осталось научиться различать в происходящем хорошее. Видите ли, некоторые неприятности просто должны случиться. Некоторые ошибки должны быть совершены. Без трудностей и горького порой опыта не было бы развития.
— Дорого же обходится моё развитие…
— Вы правы. Жизнь — это большой букет загадок. И на поиск разгадок порой даже самой жизни бывает мало. Но вы не печальтесь — лучше наслаждайтесь чаем. — Владимир Николаевич снова подмигнул и при этом улыбался, казалось, одними лишь уголками глаз. — В конце концов, возможно, мы взвалили на вас непосильную ношу: не каждый справится с таким набором задач с первого раза. Мы можем перевести вас на более простую работу, если хотите. Или вообще закончить этот эксперимент… Что скажете?
Никифор Петрович сомневался в своих силах. Но ещё больше он сомневался в том, что сможет теперь найти себе применение где-нибудь ещё. Вся его жизнь до недавнего времени теперь казалась ему такой далёкой и куда менее значительной. Эта работа стала для него оправданием его собственного существования.
— Нет… В офис с восьми до пяти я больше не вернусь. Я хочу продолжить.
— Я рад вашей решимости. И нашей беседе. Помните, что вы можете прийти ко мне не только в трудный момент, но и с хорошими новостями, и просто так. У меня много дел, но для каждого найдётся время.
Никифор Петрович выходил из кабинета с роем шумных мыслей и вопросов в голове. Что будет дальше? Справится ли он? Какой смысл во всём этом? Но то ли разговор на него подействовал, то ли в чае было что-то успокаивающее нервы, а на душе у Никифора Петровича теперь было спокойно.
В следующие недели редактор работал точно и уверенно. Кризисные ситуации, конечно, случались, но, благо, без жертв. Казалось, вся его жизнь теперь протекала на рабочем месте. Он продолжал приходить на работу раньше всех и уходить только поздней ночью. Всякий раз при этом, глядя на время на экране телефона, Никифор Петрович вспоминал, что хотел позвонить дочери, но час был уже поздним.
— Да и о чём говорить?.. — думал он. — У неё, наверное, куча дела. Внучка растёт… Надо бы подарок выбрать к новому году. Только вот что девочка любит?..
Он чувствовал вину за то, что так давно не виделся с ними и не звонил. Это его жена всегда была связующим звеном всей их семьи: помнила обо всех праздничных датах, планировала совместное время, собирала родственников за одним столом и, казалось, всегда знала, кто чем живёт каждую секунду. А теперь, когда её нет, то, будто бы, ничего нет: ни праздников, ни времени вместе, ни встреч за одним столом…
— Сплошные трудовыебудни… — горько хмыкнув, выдохнул Никифор Петрович.
Терминал выдал новую порцию сценариев на экране и один из них привлёк внимание редактора. В нём речь шла о женщине за рулём автомобиля и её дочери на заднем сиденье. Свежевыпавший, ещё не укатанный, утренний снег, скользкая дорога, возможное ДТП по чужой вине. И снова ошеломляющие числа: “Вероятность выживания — 7 %.”
— Нужно собрать информацию и спокойно всё разрешить, — подумал Никифор Петрович. Он читал текст с экрана и, казалось, видел перед собой всю картину.
Женщина вела машину, устало глядя вперёд, и как будто была чем-то расстроена. Погружённая в свои мысли, она везла домой по дороге из города дочку после детского утренника. Девочка хныкала и отвлекала мать вопросами:
— Мам, а мы скоро приедем?
— Скоро, доченька, скоро…
— Мам, а можно мне подарок открыть?
— Подарок в сумке, а сумка в багажнике, доця. Уже дома откроем…
— А мы скоро будем дома?..
— Скоро, потерпи чуть-чуть, — спокойно и несколько отрешённо отвечала женщина.
Никифор Петрович продолжал читать протокол событие и вероятные прогнозы. Один из них, с самой высокой вероятностью, гласил, что через несколько километров их машина выедет на встречную полосу в условиях ограниченной видимости и столкнётся с гружёной фурой. Затормозить никто не успеет — не при такой погоде.
— Что ж её понесёт-то на встречку? Она что, заснёт там? — досадовал редактор. — Может, её взбодрить как-нибудь?
В этот момент легковая машина с большой ёлкой на крыше, перестраиваясь из соседнего ряда, слегка вильнула перед мамой и дочкой, ударила по тормозам и чуть было не подрезала их.
— Ёлки-моталки!.. — вскрикнула женщина.
Никифор Петрович вспомнил, как эта фразочка из старого пластилинового новогоднего мультфильма прицепилась к его дочери в детстве — как услышала, потом было не отвадить.
— Всё хорошо, — успокоила женщина едва успевшую разволноваться дочку. — Ладно, собрались, — выдохнула она и, улыбнувшись, уже про себя тихонько напела вслед отдаляющемуся водителю с ёлкой: — Крепче за шофёрку держись, баран…
Никифор Петрович всегда считал себя автором этого нигде не опубликованного народного каламбура — иногда он повторял его, когда они всей семьёй ездили на море на машине. Он снова бросил взгляд на терминал: вероятности оставались неутешительными. Странная тревога стала подкатываться к его сердцу…
— Ну, что же ты так, папа?.. — сказала женщина тихо, и этот текст появился в протоколе событий на экране Никифора Петровича. И в ту же секунду капкан его тревоги сомкнулся. Он вдруг всё понял. Он достал телефон и начал судорожно набирать номер дочери. Гудки, “абонент недоступен”. Он стал звонить зятю — то же самое.
— Да что ж такое?! Что со связью?! — прокричал в никуда Никифор Петрович. Времени было в обрез. Он бросил телефон на стол и стал вбивать текст в терминал. Он предлагал различные варианты будущего, которые система отвергала раз за разом, указывая на их низкую вероятность. Неизменным оставалось число: “Вероятность выживания — 7 %.”
— Не учи меня жизни, железяка! — рычал редактор. Позади него чуть поодаль стояли ребята и молча наблюдали. У каждого на лице было сочувствие и даже боль, но и спокойствие. Никифор Петрович обернулся: — Народ, дайте позвонить! Скорее! — закричал он.
— С наших тоже не дозвониться, — ответил Дима.
— Здесь что-то со связью? Мне нужно ехать! Я вызову такси, — вскочив со стула, суетился Никифор Петрович.
— Даже если вы окажетесь там мгновенно, вы не сможете вмешаться, — урезонивала редактора Екатерина.
— Почему опять “абонент недоступен”?.. — недоумевал Никифор Петрович.
— Это не абонент, это мы не доступны, — тихо вставил Тима, — мы как бы… не совсем существуем…
Ребята повернулись к нему. Дима искоса неодобрительно посмотрел на брата. Екатерина только слегка укоризненно наклонила голову.
— То есть… — опускаясь на стул выдохнул Никифор Петрович, — Я не…
Он давно чувствовал что-то такое. Но только сейчас он вдруг понял, что всё это время не обращал внимания на некоторые странности. Почему он всё это время был здесь? Почему он работал без выходных? Почему он не помнит, как добирался сюда по утрам и как отправлялся домой по вечерам? И вообще, что это за место и в чём суть его работы? Кто в здравом уме поверит, что можно сидя за компьютером творить такое…
— Значит, мы не можем общаться с людьми? — спросил Никифор Петрович уже спокойным голосом.
— К сожалению, нет, — глядя на него с сочувствием, ответила Екатерина.
— И ничего нельзя сделать? — продолжал редактор.
— Вообще-то можно, — поднял голову Дима, — Мы действительно не можем общаться с людьми напрямую, но я знаю способ, как послать SMS-ку. Правда, всего одну. Это вырубит систему. И меня наверняка уволят… — он уже садился за терминал и начал вводить какие-то команды, — Но это всё не важно… Сейчас… Вот, пишите., — он уступил место Никифору Петровичу.
Редактор смотрел на мерцающий курсор на мониторе в оцепенении. Он вспомнил последнюю фразу, которую сказал на прощанье своей жене, когда навещал её в больнице: “Ну, давай…” Конечно, он не знал, что в тот день они прощаются навсегда. Но как же он потом ненавидел себя, выпускника филфака с отличием, за это корявое последнее “давай”! Его жена ведь всю жизнь только то и делала, что отдавала: внимание, заботу, тепло, терпение, участие, сочувствие, понимание, поддержку, любовь… Она была центром и смыслом его жизни. Она была его желанием жить. Она отдала ему всё. А что дал ей он? Сейчас он бы отдал что угодно только за то, чтобы она знала, как он благодарен ей, знала, как много она значит в его жизни. Жизни, которая теперь продолжается в их дочери…
Эти несколько секунд Никифор Петрович ощущал как вечность. В эти несколько секунд редактор работал над своим величайшим произведением, которое должно было вместить все его беспокойные мысли и противоречивые эмоции, все истории и умолчания. Весь комплекс переживаний его жизни нужно было вместить в текст длиной до семидесяти символов.
Его дочь всегда водила аккуратно и внимательно, как учил её отец. Она никогда не брала телефон в руки, будучи за рулём, всегда закрепляя его на приборной панели. Даже не позволяла себе отвлекаться. Но это сообщение… Этот номер… И всего одна строчка:
“Люблю тебя. Папа”
Она смотрела на экран, не чувствуя руля. Её машину начало незаметно уводить влево. Они поднимались на холм, с обратной стороны которого им навстречу ехала гружёная фура.
Как только Никифор Петрович нажал кнопку “Ввод”, система действительно вырубилась, как и предсказывал Дима. Начался перезапуск всех серверов и их автоматическая настройка. Прошло около пяти минут, прежде чем на экране терминала стал появляться привычный текст.
В это время в машине на обочине дороги женщина плакала, сидя за рулём с телефоном в руках. Она не могла объяснить, почему она плачет слезами радости. Она не знала, как выразить словами то, насколько большой камень только что упал с её плеч. И, конечно, она не догадывалась, что вместе с коротким сообщением она каким-то образом получила всё то, о чём хотел сказать его автор. Она плакала и смотрела на свою маленькую растерянно молчащую дочурку и даже не обратила внимания, как мимо их машины проехала фура.
Никифор Петрович жадно вчитывался в текст протокола на экране и тоже молча плакал. Наконец он вытер слёзы и развернулся к ребятам:
— Спасибо вам, — улыбнулся он. — Всем.
— Это вы всё сделали как нужно, — улыбнулась в ответ Екатерина. — И Димочка, молодец. Пригодилась твоя секретная лазейка, — обратилась она к парню.
— Ладно, — отвёл взгляд Дмитрий, — я лучше пойду с повинной к шефу. Ему наверняка будет интересно узнать почему случился первый в истории учреждения полный сбой оборудования…
Дима вышел из комнаты, а Никифор Петрович спросил:
— Значит, наше учреждение — это, так сказать, канцелярия?..
— В некотором роде, — нарочито официальным тоном, улыбаясь, подыграла Екатерина.
— А главный конструктор — это…
— Он самый, — улыбнулась девушка.
— Выходит, всё-таки правда, что он — старик с бородой…
— С бородой? — рассмеялась Екатерина. — Значит, таким вы его видите? Впрочем, это его наиболее часто используемое обличие. Здесь все видят себя такими, какими привыкли видеть, а других такими, какими их увидеть ожидают. — Сказанное нужно было переварить, поэтому она закончила с улыбкой: — Пойду помогу Диме сгладить углы. Не хватало, чтобы наш ведущий специалист довёл себя до увольнения.
Никифор Петрович развернулся к окну и размышлял вслух:
— Да, дела… Ну а как же закон сохранения энергии? Мы же предотвратили столкновение, автокатастрофу, в которой я должен был потерять дочь и внучку…
— Ну так вы и потеряли… В каком-то смысле… — тихо сказал Тимур. — Для сохранения равновесия не обязательно должны разрушаться вещи, иногда могут быть разрушены убеждения, привязанности, иллюзии… А друг друга мы вообще никогда не теряем…
Тима вдруг стал как никогда серьёзным:
— Вот взять к примеру нашу троицу. Вообще-то я тут из-за брата. Из нас двоих на самом деле это он всегда был отчаянным, а я так — за компанию. А ещё он в нашу Екатерину давно влюблён. Мы, как в универ поступили, стали вдвоём квартиру снимать, а Катя со своей мамой жили напротив. Димка чуть только её увидел — голову потерял. Всё завести разговор пытался, да повода не находил. Здоровались просто — и всё. И вот однажды сидим мы, значит, за курсачом и чуем — горелым воняет. Вышли в подъезд, а там всё в дыму. Я уж было собирался на улицу выскочить, пожарным звонить… А Дима увидел, что дым из Катькиной квартиры идёт. Он начал стучать, а потом выбил дверь и, не думая ни секунды, забежал внутрь. Ну а я что? Я следом… Так мы тут и оказались.
— Вот дела… — только и выдал Никифор Петрович, подумав, что таких сюжетов нарочно не придумать.
— Он думает, что я на него в обиде. Но я нет, я не жалею… А Дима Кате так и не признался. Хотя, я думаю, что она уже давно догадалась.
— Будь уверен, догадалась… Только что ж он, балбес, ничего ей не скажет? — не выдержал Никифор Петрович.
— А какой теперь смысл?
— Смысл…
Никифор Петрович задумался. Он вспоминал как провёл со своей женой её последние дни. Он тогда суетился, спорил с врачами, много курил, а потому выходил из её палаты, потом снова спорил с врачами и суетился… Он не понимал, почему она была такой спокойной и весёлой: вспоминала время их знакомства, детство их дочери, шутила, улыбалась бледными губами… Ему казалось, что в пустых разговорах тогда не было смысла, нужно было что-то делать… Что бы он отдал сейчас за ещё один такой разговор?.. А она тогда вспоминала, как неуклюже он, ещё будучи студентом, признавался ей в любви и звал замуж:
— Я тебя спросила: “И что, мы теперь будем вместе? Ты же меня не бросишь?” А ты помнишь, что ответил? — заливалась хохотом она, — Сказал: “А смысл? Всё равно ведь разлюбить не смогу.” Романтик мой, хороший… — смеясь, касалась она его лица.
Никифор Петрович улыбнулся и посмотрел на Тимура:
— Смысл есть во всём и всегда.
— Есть смысл нам тоже пойти к шефу, — подхватил Тима. — всё равно разбора полётов не избежать…
В коридоре по дороге к лифту с Никифором Петровичем поздоровалась девушка, лицо которой ему показалось знакомым:
— Вы меня, наверное, не помните. Я Светлана. Ребята рассказали, что в первый день на работе вы спасли мою чашку. Спасибо вам. Она мне была очень дорога, чашка эта. Такие же были у меня дома, в детстве… В общем — тёплые воспоминания. А сегодня я увольняюсь… перехожу… в другое место…
Когда все собрались в кабинете у главного конструктора, Никифор Петрович заявил:
— Если кто-то должен понести ответственность и быть уволен, то пусть это буду я.
— Что вы, — Владимир Николаевич улыбался уголками глаз, — по-моему, вы на своём месте. У вас самые лучшие показатели сохранности человеческих жизней во всех сюжетах. Вы сможете уйти на покой или отправиться в другое место, когда сами пожелаете. А пока почему бы вам не поработать ещё?
Спускаясь на лифте на свой этаж, Никифор Петрович, предвкушал интересное продолжение рабочего дня:
— Редактор-хранитель, значит? — тихонько хмыкнул и улыбнулся он. — Ну и дела…
Он шёл к своему рабочему месту, невольно напевая бодрый мотив: “Нам разум дал стальные руки-крылья. А вместо сердца — пламенный мотор…”